суббота, 06 июня 2015
Больше не будет больно и плохо, сегодня не кончится никогда...
Иногда я буду сюда заходить и что-нибудь писать. Вдруг этот дневник еще зачем-нибудь мне понадобится?
А у меня все хорошо. Надеюсь, и дальше так будет.
А у меня все хорошо. Надеюсь, и дальше так будет.
четверг, 28 марта 2013
Больше не будет больно и плохо, сегодня не кончится никогда...
Я люблю старые, потрепанные книги. У них особый запах; от прикосновений к пожелтевшим страницам — особые ощущения. У таких книг есть не только история-в-книге, но и история книги: множество рук, державших ее, листавших ее страницы, множество людей, читавших эти книги — и в светлой комнате, за столом, сидя у окна, и поздним вечером, в постели, под мягким светом лампы в абажуре, и под перестук колес скорого поезда или шум метро... Я никогда не узнаю, как все это было на самом деле и кем были все эти люди, но мне очень нравится их представлять.
Мне сложно так же любить новые книги. Да, когда читаешь новую интересную книгу, особо не задумываешься, но когда только берешь ее в руки... У этой книги еще нет истории, я должна ее даже не продолжить — начать. А начинать первой всегда страшновато...
Мне сложно так же любить новые книги. Да, когда читаешь новую интересную книгу, особо не задумываешься, но когда только берешь ее в руки... У этой книги еще нет истории, я должна ее даже не продолжить — начать. А начинать первой всегда страшновато...
воскресенье, 12 февраля 2012
Больше не будет больно и плохо, сегодня не кончится никогда...
Девятнадцать.
Тихий, уютный День рождения...
Тихий, уютный День рождения...
суббота, 17 сентября 2011
Больше не будет больно и плохо, сегодня не кончится никогда...
Всё равно не хочу в архив.
пятница, 27 мая 2011
Больше не будет больно и плохо, сегодня не кончится никогда...
Нет-нет, не хочу в архив!
понедельник, 15 ноября 2010
Больше не будет больно и плохо, сегодня не кончится никогда...
Как-то потерялась я...
Думала - этот дневник станет домом, но нет - редко захожу сюда. Все вроде бы как надо: и обои на стенах, и книжные полки, и уютное кресло у окна, и лампа под зеленым абажуром - но нет же, как-то не живется.
Только изредка захожу - смахнуть паутину, вытереть пыль. И помечтать о том, что могло быть.
Думала - этот дневник станет домом, но нет - редко захожу сюда. Все вроде бы как надо: и обои на стенах, и книжные полки, и уютное кресло у окна, и лампа под зеленым абажуром - но нет же, как-то не живется.
Только изредка захожу - смахнуть паутину, вытереть пыль. И помечтать о том, что могло быть.
среда, 26 мая 2010
Больше не будет больно и плохо, сегодня не кончится никогда...
Когда все земные дела прекратились - на ночь, не навеки,
Мне снится, что улицы вдруг превратились в бурлящие реки.
Текут мостовые легко и степенно, волнуясь устало...
Врезаются брызги асфальтовой пеной
В утесы кварталов, в утесы кварталов,
В утесы кварталов.
Тверская река разливается дерзко - попробуй поплавать!
Обломки снесет водопадом Кузнецким в Неглинную заводь.
И ста переулков игривые воды впадают свободно
Из старого русла Арбатского брода
В Арбат судоходный, в Арбат судоходный,
В Арбат судоходный.
Ночная столица слепит маяками, а не фонарями,
И площади, скрытые в камне веками, разлились морями.
Манежное море на гребне качает фрегаты историй,
И голуби вмиг превращаются в чаек
Над Пушкинским морем, над Пушкинским морем,
Над Пушкинским морем.
Пусть мимо десятки флотилий промчались железобетонных,
Корвет мой панельный стоит у причала на речке Затонной.
Но верю, наполнит воздушным потоком мой парус стеклянный,
И я уплыву к неизбежно-далеким
Неведомым странам, неведомым странам,
Неведомым странам...
Мне скинули ее как песню Филигона, в общей папке, и по голосу это абсолютно точно он, но в сети я почему-то не нашла ни записи этой песни, ни текста. Странно...
Впрочем, текст я все-таки записала.
Мне снится, что улицы вдруг превратились в бурлящие реки.
Текут мостовые легко и степенно, волнуясь устало...
Врезаются брызги асфальтовой пеной
В утесы кварталов, в утесы кварталов,
В утесы кварталов.
Тверская река разливается дерзко - попробуй поплавать!
Обломки снесет водопадом Кузнецким в Неглинную заводь.
И ста переулков игривые воды впадают свободно
Из старого русла Арбатского брода
В Арбат судоходный, в Арбат судоходный,
В Арбат судоходный.
Ночная столица слепит маяками, а не фонарями,
И площади, скрытые в камне веками, разлились морями.
Манежное море на гребне качает фрегаты историй,
И голуби вмиг превращаются в чаек
Над Пушкинским морем, над Пушкинским морем,
Над Пушкинским морем.
Пусть мимо десятки флотилий промчались железобетонных,
Корвет мой панельный стоит у причала на речке Затонной.
Но верю, наполнит воздушным потоком мой парус стеклянный,
И я уплыву к неизбежно-далеким
Неведомым странам, неведомым странам,
Неведомым странам...
Мне скинули ее как песню Филигона, в общей папке, и по голосу это абсолютно точно он, но в сети я почему-то не нашла ни записи этой песни, ни текста. Странно...
Впрочем, текст я все-таки записала.
пятница, 30 апреля 2010
Больше не будет больно и плохо, сегодня не кончится никогда...
За этот год я ни разу не вышла из метро на Молодежной. На той, на которой я выходила почти каждый день - сначала с родителями, потом одна - чуть меньше семнадцати лет.
Может быть, это глупо и трусливо, но я не хочу рушить иллюзии. Хочу верить, что где-то там еще стоит мой Дом, в который я, если мне вдруг станет плохо или одиноко, всегда смогу вернуться.
Моего Дома больше нет, его снесли еще в начале этого года. Того Дома, где я выросла, где я знала каждое пятнышко на обоях, каждую выбоинку в ступенях, каждое дерево во дворе...
...Летнее утро. Привычно просыпаюсь от крика ворон и жужжания старенькой кофемолки. Ночью прошел дождь, и теперь солнце блестит на листьях деревьев, заглядывающих в окно. На обоях, шкафу, книжных полках - косые полосы света.
С кухни на весь Дом пахнет кофе. Мама с папой уже на работе, а бабушка хлопочет у плиты. Кухня тоже залита солнцем, на бело-синей плитке - переводные картинки, которые наклеивала еще мама. Мне - девять лет, у меня каникулы, я торопливо пью какао со сладкой булочкой, привычно выслушивая бабушкины наставления - "далеко не убегай... на дорогу не выскакивай..." - и так же привычно кивая в ответ. Нет, я люблю говорить с ней, но сейчас, хотя я пока еще и сижу за столом, мысли мои уже убежали далеко вперед...
Завтрак окончен. Привычно спотыкаюсь о старенький половичок в прихожей, привычно поправляю его. Быстрый бег по лестнице - я обычно скакала через ступеньку, а на площадках на цыпочках прыгала по квадратикам плитки, стараясь наступать на плитки одного и того же цвета. На первом этаже всегда темно, и надо идти осторожно, чтобы не споткнуться, но я все равно прыгаю через ступеньки. Вечно скрипящая и туговатая для меня дверь подъезда поддается - и я выбегаю в ослепительно-солнечный день...
А когда я возвращалась со школы темным зимним вечером, в окошке на третьем этаже уютно горел свет, и я знала: моя семья и мой Дом ждут меня.
Да, за окнами Дома с самого раннего утра кричали вороны. Там, где я живу теперь, ворон нет, кажется, совсем, но я тоскую даже по этим утренним концертам. Где они теперь, те вороны? И где мой Дом?
Теперь у нас большая светлая квартира. Очень светлая - светлее, чем был мой Дом; там окна загораживали ветви деревьев, и до них, если изо всех сил вытянуть руку, можно было дотянуться. Но когда я прихожу сюда, я до сих пор чувствую себя гостьей. А ведь пора бы уже привыкнуть. Все привыкли, и только я еще рвусь обратно, хотя рваться уже некуда.
Это был мой Дом... Или - я была его? А чья я сейчас?
Мне все еще хочется верить, что когда-нибудь я выйду на Молодежной - а там все будет по-прежнему. И я, как много раз до этого, пробегу по улице до угла, войду в первый подъезд, поднимусь по лестнице и нажму белую кнопочку звонка. И за коричневой кожаной дверью с тускло-золотистым ромбом номера зашуршат знакомые бабушкины шаги...
И я до сих пор ношу с собой ключи от моего Дома. Не знаю, зачем.
Может быть, это глупо и трусливо, но я не хочу рушить иллюзии. Хочу верить, что где-то там еще стоит мой Дом, в который я, если мне вдруг станет плохо или одиноко, всегда смогу вернуться.
Моего Дома больше нет, его снесли еще в начале этого года. Того Дома, где я выросла, где я знала каждое пятнышко на обоях, каждую выбоинку в ступенях, каждое дерево во дворе...
...Летнее утро. Привычно просыпаюсь от крика ворон и жужжания старенькой кофемолки. Ночью прошел дождь, и теперь солнце блестит на листьях деревьев, заглядывающих в окно. На обоях, шкафу, книжных полках - косые полосы света.
С кухни на весь Дом пахнет кофе. Мама с папой уже на работе, а бабушка хлопочет у плиты. Кухня тоже залита солнцем, на бело-синей плитке - переводные картинки, которые наклеивала еще мама. Мне - девять лет, у меня каникулы, я торопливо пью какао со сладкой булочкой, привычно выслушивая бабушкины наставления - "далеко не убегай... на дорогу не выскакивай..." - и так же привычно кивая в ответ. Нет, я люблю говорить с ней, но сейчас, хотя я пока еще и сижу за столом, мысли мои уже убежали далеко вперед...
Завтрак окончен. Привычно спотыкаюсь о старенький половичок в прихожей, привычно поправляю его. Быстрый бег по лестнице - я обычно скакала через ступеньку, а на площадках на цыпочках прыгала по квадратикам плитки, стараясь наступать на плитки одного и того же цвета. На первом этаже всегда темно, и надо идти осторожно, чтобы не споткнуться, но я все равно прыгаю через ступеньки. Вечно скрипящая и туговатая для меня дверь подъезда поддается - и я выбегаю в ослепительно-солнечный день...
А когда я возвращалась со школы темным зимним вечером, в окошке на третьем этаже уютно горел свет, и я знала: моя семья и мой Дом ждут меня.
Да, за окнами Дома с самого раннего утра кричали вороны. Там, где я живу теперь, ворон нет, кажется, совсем, но я тоскую даже по этим утренним концертам. Где они теперь, те вороны? И где мой Дом?
Теперь у нас большая светлая квартира. Очень светлая - светлее, чем был мой Дом; там окна загораживали ветви деревьев, и до них, если изо всех сил вытянуть руку, можно было дотянуться. Но когда я прихожу сюда, я до сих пор чувствую себя гостьей. А ведь пора бы уже привыкнуть. Все привыкли, и только я еще рвусь обратно, хотя рваться уже некуда.
Это был мой Дом... Или - я была его? А чья я сейчас?
Мне все еще хочется верить, что когда-нибудь я выйду на Молодежной - а там все будет по-прежнему. И я, как много раз до этого, пробегу по улице до угла, войду в первый подъезд, поднимусь по лестнице и нажму белую кнопочку звонка. И за коричневой кожаной дверью с тускло-золотистым ромбом номера зашуршат знакомые бабушкины шаги...
И я до сих пор ношу с собой ключи от моего Дома. Не знаю, зачем.
понедельник, 08 февраля 2010
Больше не будет больно и плохо, сегодня не кончится никогда...
Я вечером буду ждать тебя на крылечке,
Прислушиваться к шагающим по дороге,
Я буду варить картошку с укропным духом,
Я буду стелить постель и готовить кофе.
Ты приходи.
Я выстрою дом и выращу пару яблонь,
Я буду ходить на охоту по воскресеньям,
Я буду чинить и штопать рыбачьи сети,
Я буду учить детей говорить о вечном.
Ты приходи.
Я даже не стану ругать тебя за угрюмость,
Я молча пристроюсь с шитьем у твоих коленей,
Я буду тихонько слушать твое дыханье
И выключу свет, когда ты уснешь над книгой.
Ты приходи.
Я буду прощать твой плач, как осенний дождик,
В конце-концов, ведь у каждого свой характер,
И даже если ты всхлипнешь и хлопнешь дверью,
Пойду за тобой, найду у берега моря.
Ты приходи.
Я буду... Не будешь, уж я тебя лучше знаю.
Я буду... Не будешь, попробовал - не случилось,
Я буду... Какое там буду, пора и честь знать.
Но может быть всё же выйдешь к берегу моря?
А может, придешь?
(с)Изюбрь
Прислушиваться к шагающим по дороге,
Я буду варить картошку с укропным духом,
Я буду стелить постель и готовить кофе.
Ты приходи.
Я выстрою дом и выращу пару яблонь,
Я буду ходить на охоту по воскресеньям,
Я буду чинить и штопать рыбачьи сети,
Я буду учить детей говорить о вечном.
Ты приходи.
Я даже не стану ругать тебя за угрюмость,
Я молча пристроюсь с шитьем у твоих коленей,
Я буду тихонько слушать твое дыханье
И выключу свет, когда ты уснешь над книгой.
Ты приходи.
Я буду прощать твой плач, как осенний дождик,
В конце-концов, ведь у каждого свой характер,
И даже если ты всхлипнешь и хлопнешь дверью,
Пойду за тобой, найду у берега моря.
Ты приходи.
Я буду... Не будешь, уж я тебя лучше знаю.
Я буду... Не будешь, попробовал - не случилось,
Я буду... Какое там буду, пора и честь знать.
Но может быть всё же выйдешь к берегу моря?
А может, придешь?
(с)Изюбрь
понедельник, 18 января 2010
Больше не будет больно и плохо, сегодня не кончится никогда...
Странная все-таки вещь - имя. Оно дается человеку при рождении, как обязательный дар на всю жизнь - но человек не может его выбрать. Выбирают другие. Казалось бы, странно: то, что будет принадлежать тебе всю жизнь и частично определять твое "я" - дается совершенно случайно!
Имя имеет значение - но имя, данное при рождении, не значит ничего. Оно дано только для различия, как порядковый номер - но номера безлики, а имя что-то несет в себе. Ребенок - чистый лист; еще неизвестно, каким он будет, но имя уже что-то о нем говорит - что-то, чего пока еще нет. Это изначальная рамка, в которую ему потом придется загонять себя - или, наоборот, ломать эту рамку, принимая иное имя (от дворового прозвища до сетевого ника).
Меня зовут Лена.
В детстве я не любила это имя. Бывали имена, которые имели цвет, вкус, запах - мое имя казалось мне похожим на мелкую стертую монетку. Совершенно бесцветное и такое распространенное, что уже не несущее своего предназначения - отличать, выделять из толпы. Когда-то я придумывала себе другие имена, на мой взгляд - более живые, но ни одно из них не прижилось - и даже не потому, что меня так не называли. Просто имя "Лена" слишком срослось со мной, стало такой же частицей меня, как цвет глаз или голос.
Ленаэль - это имя "Елена" на бретонском языке. То же имя - и в то же время чуть-чуть другое; "Ленаэль" показалось мне более близким. Оно прекрасно сокращается до той же, изначальной "Лены" - но тогда и это имя, сокращенное от другого варианта, становится несколько иным. Тогда оно напоминает одну из множества маленьких деревянных шкатулок, стоящих рядом: с виду шкатулки, когда они закрыты, одинаковы, но внутри этой... нет, там ничего не лежит, но все шкатулки обиты внутри синим бархатом, а эта - зеленым. Она не лучшая из всех - но она другая...
Имя имеет значение - но имя, данное при рождении, не значит ничего. Оно дано только для различия, как порядковый номер - но номера безлики, а имя что-то несет в себе. Ребенок - чистый лист; еще неизвестно, каким он будет, но имя уже что-то о нем говорит - что-то, чего пока еще нет. Это изначальная рамка, в которую ему потом придется загонять себя - или, наоборот, ломать эту рамку, принимая иное имя (от дворового прозвища до сетевого ника).
Меня зовут Лена.
В детстве я не любила это имя. Бывали имена, которые имели цвет, вкус, запах - мое имя казалось мне похожим на мелкую стертую монетку. Совершенно бесцветное и такое распространенное, что уже не несущее своего предназначения - отличать, выделять из толпы. Когда-то я придумывала себе другие имена, на мой взгляд - более живые, но ни одно из них не прижилось - и даже не потому, что меня так не называли. Просто имя "Лена" слишком срослось со мной, стало такой же частицей меня, как цвет глаз или голос.
Ленаэль - это имя "Елена" на бретонском языке. То же имя - и в то же время чуть-чуть другое; "Ленаэль" показалось мне более близким. Оно прекрасно сокращается до той же, изначальной "Лены" - но тогда и это имя, сокращенное от другого варианта, становится несколько иным. Тогда оно напоминает одну из множества маленьких деревянных шкатулок, стоящих рядом: с виду шкатулки, когда они закрыты, одинаковы, но внутри этой... нет, там ничего не лежит, но все шкатулки обиты внутри синим бархатом, а эта - зеленым. Она не лучшая из всех - но она другая...